Хорал [litres] - Кент Харуф

– не выветривавшийся запах ее сигарет и скопление холтской пыли. Она закрыла дверь и теперь стояла, опершись на две одинаковые серебристые палки, и глядела на них, раздумывая, – горбунья в тонком синем домашнем платье и фартуке, в мужских шерстяных носках и потрепанных тапочках.

– Я знаю, что мы будем делать, – объявила она. – Я собиралась испечь печенье. Но у меня нет всех продуктов, и мне было лень за ними ходить. Вы ведь сможете купить их для меня?

– Что вам нужно? – спросили они.

– Я напишу список. Вы ведь едите овсяное печенье?

– Да. Мы его любим.

– Очень хорошо. Его-то мы и испечем.

Она опустилась в кресло возле стены. На это потребовалось время. Усевшись, она перевела дух и поставила палки рядом с креслом. Расправила подол платья и фартука на худых коленях и сказала:

– Принесите мне сумочку с того стола. Вы знаете, где она.

Бобби зашел в соседнюю комнату, все так же забитую старьем и такую же жаркую, нашел сумочку, принес и поставил старухе на колени. Мальчики стояли перед ее креслом, наблюдая. Она склонила голову, и они увидели, что тонкие седые волосы, отдававшие желтизной, едва покрывали ее череп, а дужки от очков, похоже, натирали ей уши. Провод от старомодного слухового аппарата змеился в горловину платья и исчезал под ним.

Она открыла кожаную сумочку, достала кошелек, вынула из него десять долларов. Отдала деньги Айку.

– Этого должно хватить с лихвой, – сказала она. – Сдачу принесите.

– Да, мэм.

– Итак, что нам нужно? – она посмотрела на них так, словно они должны знать.

Они ответили терпеливым взглядом, стоя напротив в ожидании.

– Да почти все, – продолжила она.

Взяла чернильную ручку и порылась в сумочке, но не смогла найти то, что хотела.

– Так, – сказала она. – Дайте мне что-то, на чем можно писать. Эта газета подойдет. Дайте мне ту газету.

Это был утренний номер «Денверских новостей», все еще скрученный и перетянутый резинкой, который мальчики рано утром забрали со станции. Она развернула его, оторвала неровный кусок от первой страницы и начала писать на белом поле, перечисляя ингредиенты: овсянка, яйца, коричневый сахар, – писала по старому школьному методу Палмера[13], безотрывно, но дрожащей рукой, будто ее трясло от холода или лихорадки.

– Вот так, – произнесла она. – Я дала тебе деньги.

Она взглянула на Айка.

– Тебе даю список, – сказала она Бобби.

Передала ему обрывок газеты.

– Теперь идите. Ну же. Я вас подожду.

– Но где нам все это купить, миссис Стирнз? – спросил Айк.

– У Джонсона. Вы же знаете его лавку.

– Да. Знаем.

– Там.

Они повернулись и направились к двери.

– Погодите, – позвала их она. – Как вы вернетесь? Не хочу снова вставать и открывать дверь.

Она вынула из сумочки ключ и отдала им.

Они вышли из ее квартиры, спустились по лестнице на тротуар, вдохнули морозный зимний воздух на Мэйн-стрит и отправились к Джонсону на углу Второй улицы. В магазине они обнаружили, что все сложнее, чем им казалось. На полках стоял коричневый сахар двух видов. А еще была овсянка быстрого приготовления и обычная, в картонных упаковках двух объемов. Яйца трех размеров и двух цветов. Мальчики обсуждали проблему, стоя между рядами в магазине, пока другие покупатели – женщины средних лет и юные мамы – с любопытством поглядывали на них и толкали мимо переполненные тележки.

– Мы выбрали дешевый коричневый сахар, – сказал Айк.

– Да, – подтвердил Бобби.

– И большую пачку обычной овсянки.

– Да.

– Яйца мы возьмем среднего размера.

– Почему?

– Потому что они посерединке.

– И что?

– Это имеет смысл, – ответил Айк. – Среднее, между двумя другими. Так логичнее.

Бобби взглянул на него в раздумьях.

– Ладно, – согласился он. – А цвет?

– Какой цвет?

– Коричневые или белые?

Они снова повернулись к холодильнику и посмотрели на полки с картонными коробками.

– Мама покупала белые, – вспомнил Айк.

– Она нам не мама, – возразил Бобби. – Может, она хочет коричневые.

– С чего ей хотеть коричневые?

– Она попросила нас купить коричневый сахар.

– И что?

– Он тоже бывает белый, – продолжал Бобби. – А она попросила коричневый.

– Ладно, – сдался Айк. – Коричневые яйца.

– Хорошо, – сказал Бобби.

– Средние.

– Согласен.

Они принесли яйца, овсянку и сахар к кассе и расплатились с кассиршей. Та улыбнулась им.

– Что-то вкусное готовите, мальчики? – спросила она.

Они ей не ответили, но взяли из ее рук сдачу, вышли на улицу, поднялись по лестнице к старушке, в ее темные и перегретые комнаты над переулком. Воспользовавшись ключом и войдя без стука, они обнаружили ее спящей в кресле, где они ее и оставили. Она дышала легко: тихий вдох и выдох, – голова склонилась на кокетку синего домашнего платья. Они подошли и встали перед ней в сомнении и, видя, как слабо вздымается и опускается ее грудь под домашним платьем, слегка испугались. Айк наклонился и позвал:

– Миссис Стирнз. Мы вернулись.

Они стояли возле нее и ждали. Наблюдали за ней.

– Миссис Стирнз, – повторил он.

Склонился к ней снова.

– Мы тут.

Он коснулся ее руки.

Внезапно она прекратила дышать. Слегка поперхнулась. Глаза за стеклами очков открылись, она подняла голову и огляделась.

– Что ж. Вы вернулись?

– Мы недавно пришли, – сказал Айк. – Только что.

– В продуктовом были сложности?

– Нет. Мы все купили.

– Хорошо, – сказала она.

Они передали ей сдачу и чек из магазина, а она поднесла их на ладони к лицу, пересчитав деньги пальцем, а затем убрала банкноты и монеты в кошелек. Мальчики протянули ей ключ от входной двери, но она сказала:

– Доверю его вам. Можете приходить, если потребуется. И мне не нужно будет вас впускать. Может, вы еще захотите вернуться. – Она взглянула на них. – Ладно?

Они кивнули.

– Очень хорошо, – заключила она. – Посмотрим, смогу ли я встать.

Она начала медленно подниматься из кресла, отталкиваясь кулаками от подлокотников. Мальчики хотели ей помочь, но не знали, где к ней можно прикасаться. Наконец она выпрямилась.

– Старость смехотворна, – объявила она. – Глупа и смехотворна.

Она взяла палки.

– Отойдите, чтобы я об вас не споткнулась.

Они проследовали за ней на кухню, в которой раньше не были: комнатенка с окошком, выходившим на крышу дома напротив, покрытую толем, с простым деревянным столом, на котором стоял тостер, с маленьким холодильником, мусорным ведром и старой эмалированной раковиной, в которой обнаружилась одинокая грязная кофейная кружка и хлебные крошки от завтрака.

– Вымойте руки, – скомандовала она. – Первым делом. Тут.

Мальчики встали бок о бок возле раковины. После она передала им полотенце. Затем сказала достать дополнительные ингредиенты из буфета и выставить на стол, следуя старому рецепту, который вырезала из коробки с овсянкой, – картонка посерела и истрепалась, была